Газета "Комсомольская правда",
: Незадолго до смерти Александр Лазарев дал интервью информационной службе Первого канала. Вот некоторые фрагменты этого интервью. О Москве и Ленинграде. «Москву я полюбил только сейчас. Я же родился в Питере, в Ленинграде, поэтому этот город вызывает во мне массу ощущений. Передать словами очень трудно, это надо там родиться и прожить определенное количество лет, чтобы понять, что такое Ленинград или Петербург. Это особая какая-то аура, особая атмосфера, особые дома, подворотни, набережные, Васильевский остров, Стрелка, Гавань, Выборгская сторона, Петроградская... К тому же я самый настоящий блокадник. Моя семья пережила самую трудную и самую суровую зиму 1941 - 1942 годов. И вот все, кто пережил эту первую зиму, уже официально считаются блокадниками. Потом нам удалось уехать: отец был военнослужащим, и его направили в Оренбург...»
О мытарствах в начале пути. «После окончания Школы-студии Художественного театра я поехал в свой родной город устраиваться на работу. В общем, только в один театр я показался - в Театр комедии к Николаю Павловичу Акимову. Но как-то я вот ему не приглянулся. И я тут же уехал обратно в Москву. И уже здесь повис в воздухе, потому что получил свободное распределение и сам должен был устраиваться. Хотя я, например, в жанре комедии, оглядываясь назад, сейчас могу сказать, что я чувствую себя достаточно комфортно. Люблю этот жанр, много играл и в театре, и в кино. Ну мало ли как происходит. Иннокентия Михайловича Смоктуновского, например, вообще не принимали в театры, чуть не гнали, как говорится. А потом он стал нашим великим артистом». О невыносимой легкости профессии. «Конечно, есть какая-то усталость. Есть усталость и физическая, потому что, конечно, к вечеру, будучи молодым актером, так не уставал, как устаешь теперь. Вроде бы и ничего не делал, а уже к вечеру устал. Но эту усталость можно преодолеть - нужно хорошенько выспаться. А вот психофизическую усталость перебороть трудно. От работы есть некое перенасыщение. В нашем деле, вы знаете, одни страдают от того, что нет работы, мало работы, говорят, дайте мне работу, иначе я умру. А другие страдают, во всяком случае, испытывают дискомфорт от того, что перебор, слишком много работы. Вот я считаю, что я немножко переиграл. Многовато. Надо бы уже поменьше играть в моем возрасте, и как-то хочется оглянуться назад, и поехать куда-то отдохнуть, и почитать побольше. А то книжку взять некогда в руки». О невозможности жизни без сцены. «Ну это очень трудно представить себе. Когда я начинаю высказывать такие некоторые слезливые, плаксивые такие ощущения кому-либо, то мне вот так же говорят - а что ты будешь делать? Ты что, будешь с утра до вечера дома сидеть? Ну я какие-то слова нахожу, конечно, и говорю, что у меня масса есть тоже предложений. Есть внуки, есть книги. Есть куда поехать, посмотреть еще что-то. Но тем не менее задумываешься действительно - а что я буду делать? Я другого ничего не могу, не умею и не хочу другое ничего делать». О династических ощущениях. «Театр - это же маленькое государство. В нем сконцентрированы такие человеческие отношения, что, взрываясь, они могут тебя ранить, от них может лопнуть сердце. В общем, театр есть театр. А насчет династии? Да, действительно, и сын актер, в «Ленкоме» работает, и жена со мной работает. Мы здесь работаем всю жизнь. И внучка учится на втором курсе в ГИТИСе. А еще внук есть маленький, семилетний. Поэтому невестка моя говорит - ну если еще этот пойдет в артисты, я с ума сойду. Да, династическое какое-то ощущение есть. Мы каким-то таким вот кланом существуем...
|