4 канал, Стенд [ 22:30 ], Евгений Енин
Евгений Енин: Добрый вечер, сегодня на "Стенде" Александр Пятигорский, профессор Лондонского университета, философ, лингвист, культуролог. Прибыли вы сюда по приглашению группы компании «Ренова», и я спросил, о чем поговорить, и мне прислали тему лекции-идеологии евразийства в стратегии регионального развития. Я у не понимаю, что это такое.
Александр Пятигорский: А вы думаете, кто-нибудь понимает. Да?
Е. Енин: Ну вы же философ, а философы должны все объяснять.
А. Пятигорский: Вы знаете, а как это здесь фигурирует этот слов. Это набор слов, из которых должна быть составлена какая-то новая идеология. В том-то и дело, где начинается идеология, а систематизации примитивного нет, в систематизации примитивного нет рефлектированного сознания. Никто не понимает и не должен понимать.
Е. Енин: Ну философы, то должны это понимать. Ну евразийство, о нем столько говорят, или оно есть, или его нет.
А. Пятигорский: А вот я вам на это отвечаю Евгений, а там, где начинает понимать философ вся идеология рушится. Что такое философское понимание, прежде всего, это разбивание клише, это разбивание привычных формулировок, любых, самых уважаемых.
Е. Енин: Идеологии евразийства, ее и нет. И разбивать то нечего, ее нужно сначала нащупать или создать.
А. Пятигорский: Нет, вы понимаете, она идет строго говоря, час и не может быть. Можно шаг назад.
Е. Енин: Главное, чтобы потом 2 шага вперед.
А. Пятигорский: Да, вот это тоже опасно, не обгоняйте самого себя в мышлении. Ведь, когда в конце 19 века появилась эта идеология, что интересно, это была не философия, потому что уже в ее появлении просматривался политический контекст.
Е. Енин: Это отстраивание нас от точек.
А. Пятигорский: Вы понимаете, это очень важный момент, потому что, конечно для меня, вот тут была ошибка, когда вы меня представляли, я никакой не культуролог. Никогда культурологией не занимался и науки такой нет. Понимаете, я думаю, что как раз идея евразийства возникла на почве идеологического вакуума. Когда группе интеллектуалов, интеллигентных людей искусства или опять же людей культуры, было необходимо что-то иметь.
Е. Енин: У меня такое ощущение, что при слове "культура", вы хватаетесь за пистолет.
А. Пятигорский: Вы знаете, я хватаюсь за пистолет, но я человек безобидный, когда на этом слове разводятся страшные социологические и политические взгляды.
Е. Енин: Ну вот сейчас евразийство есть? Придуманное, не придуманное.
А. Пятигорский: Евразийства конца 19 и начала 20 века, отвечаю вам, такого евразийства нет. Потому что евразийства возникло, как сливки русской культуры, как сливки русского искусства, как сливки русского религиозного, в общем сливки в двух смыслах. Как наверху всплывающие, и как то, что сливается.
Е. Енин: Ну, это подонки называются.
А. Пятигорский: Нет, вот тут я не хочу этического подтекста. И в устах этих людей, замечательных поэтов, тонких мыслителей, великолепных литераторов, заметьте, философов среди них практически не было, в устах этих людей это имело какой-то смысл, они себя начинали, только начинали.
Е. Енин: Начинали только придумывать?
А. Пятигорский: Разумеется, конечно, придумывать. А что вы думаете, что философия в кармане у философа лежит.
Е. Енин: У вас там пистолет лежит. Марксизм-ленинизм, он тоже придуманный, вы знаете, но горы свернул.
А. Пятигорский: Да, совершенно верно. Я не хочу сейчас цитировать, но в том-то и дело, что эти люди оказались в классическом русском зазоре. Они оказались между слишком однозначно понятым марксизмом и крайними правыми полурелигиозными идеологиями.
Е. Енин: Хорошо, их посадили на философский пароход и отправили по ветру. Мы живем в Европе и в Азии, и мы не понимаем, мы толи там. Вот это непонимание как было так и осталось. Есть Запад, есть Китай.
А. Пятигорский: Не забывайте, вы говорите мы живем в Европе и в Азии, но придумана была эта жизнь в Европе. Это чисто европейское понятие, исключающее любую азиатичность. Само противопоставление идет откуда идет.
Е. Енин: Ну, скифы, азиаты, с такими раскосыми глазами.
А. Пятигорский: Да, оно ведь все выходит из немецких романтиков конца 18 и начала 19 века. Уверяю вас. И вообще, из классической европейской культуры, которая начала с 17 века и продолжается до сих пор, уже на фазе затухания, уступая уродствам будущего глобализма.
Е. Енин: Мы европейцы получается и, нет вот этого противопоставления, можно взять географический атлас.
А. Пятигорский: Простите, вы о ком спросили?
Е. Енин: О себе, о соседях, о вас тоже.
А. Пятигорский: Нет, я буду говорить о вас. Конечно, без всякой ерунды, чистый европеец.
Е. Енин: У меня кочевники в крови были.
А. Пятигорский: А вот знаете, если считать у кого что в крови, не забывайте, что кочевники становятся через 3 поколения, а иногда через 2. Поэтому, если говорить о том, как фиксируется наше мышление в текстах, то мы чистые европейцы. Наши тексты, это европейский текст.
Е. Енин: Тогда скажите мне, а зачем пытаются постоянно бросить тему Азии? Что мы не просто европейцы, а какие-то особенные европейцы пополам с азиатами.
А. Пятигорский: Потому что, когда возникает национальное самосознание, заметьте, оно возникает очень поздно, и само понимание национального самосознания, это новейшая вещь. Поскольку, сейчас люди катастрофически плохо знают историю, элементарную историю, они не знают, что до 18 века была бездна мыслителей, художников, литераторов, работавших в Италии, в Германии, в Англии, которые ни разу в жизни слова этого не употребили. Это проблема самосознания, она возникла строго после 30-летней войны.
Е. Енин: Ну хорошо, но вот сейчас у нас новая проблема национального самосознания россиян. Это новые россияне после Советского Союза, было одно самосознание, стало другое.
А. Пятигорский: А это особая тема, на которую никаких 25, не то что 15 минут, не хватит. На сколько она новая, дайте мне новизну по содержанию, мало ли что можно назвать новым. Новые, это наклейка, это ярлык, давайте говорить осторожнее, несколько другое, которое пытается себя осмыслить как новое, и для этого лихорадочно ищет в 19 и начале 20.
Е. Енин: Лихорадочно ищет старое, потому что мы начинаем тянуть ниточки.
А. Пятигорский: Конечно, потому что была плохо проработана, выучена и усвоена старая. И отсюда в частности евразийство, это было такое, я говорил, сливки, аристократическая верхушка идеологии русской того времени. Да кто, они были, Трубецкие, великие лингвисты. Не буду говорить, последний евразиец умер лет 10 назад, замечательный русский лингвист, о нем конечно все забыли, Василий Осетинский. Он был последним живым евразийцем. Я даже не кажу, что они были разгромлены, но конечно, в 20 годах за них взялись, но поскольку взялись за всех, это не интересно. Но вот какие-то евразийцы оставались до начала 30, те кто называли себя евразийцами.
Е. Енин: Вот нам сейчас, просто ваш совет, когда нам говорят, про Европу, про Азию, плюнуть просто на них слюной и сказать, ребята мы не евразийцы, мы европейцы отстаньте от нас. У нас есть некоторые отличия, но эти отличия не делают нас чем-то выдающимся.
А. Пятигорский: Милый Евгений, вы мне сейчас задали простой вопрос: имеет ли это реальный философский смысл. Отвечаю, никакого.
|